Claude Piron. «La bona lingvo»
20 мая 2016 г.
Claude Piron. La bona lingvo. Vieno, Internacia Esperanto-Muzeo, 1997. 110 p.
В 1989 году вышел один из главных бестселлеров эсперанто — «Хороший язык» франкошвейцарского лингвиста и психолога Клода Пирона.
Как и полагается в любом сочинении про эсперанто, автор старается как можно убедительнее рассказать о преимуществах языка, перечисляя стандартный суповый набор: гибкость, логичность, простота, уважение всех наций и т. д. Но книга стала хитом вовсе не из-за этого. Куда интереснее та часть, где автор агитирует использовать минимальный запас морфем, комбинируя их между собой и не прибегая к неологизмам.
Аргументы Пирона примерно таковы:
- чем меньше в языке корней, тем проще этот язык освоить;
- встретив незнакомое слово, больше шансов догадаться о его значении;
- комбинируя базовые элементы, мы используем возможности эсперанто в полную силу, делая свою речь яснее и эмоциональнее;
- простые элементы, комбинируясь, позволяют выражать практически любые мысли и концепции, чего не скажешь о сложных неповоротливых терминах со строго фиксированным значением;
- обобщение и составление аналогий — естественный способ освоения языка, что хорошо видно по типичным ошибкам при изучении других языков;
- процесс выражения новых понятий на основе уже существующих более-менее похож у всех народов;
- если пытаться для всех мыслимых понятий придумывать собственный корень, то словарь будет разрастаться до бесконечности;
- чем меньше в языке морфем, тем проще общаться представителям разных народов, не подстраиваясь под чье-либо видение мира;
- общение с помощью такого словотворчества (в противовес механическому черпанию слов из памяти) более человечно и комфортно в психологическом плане;
- как показывает практика, слова с префиксом mal (malsupreniri, malmultekosta, maldekstramanulo и т. д.) более естественны в спонтанной речи, чем специально созданные для таких случаев корни (descendi, ĉipa, goŝisto);
- особенности человеческого мозга таковы, что правое полушарие прекрасно справляется со сложной связкой морфем, и этим грех не воспользоваться (автор вообще очень много размышляет о полушариях);
- в лексике эсперанто очень много лишних корней из-за тлетворного влияния французских деятелей (а французы — вообще жуткие шовинисты), которые желают видеть в эсперанто закодированный французский язык (поэтому, например, вместо простого и понятного surbendigilo ввели лишнее слово magnetofono, вместо piedpilko — futbalo и т. д.); особенно много критики досталось Гастону Варенгьену;
- неологизмы латинского и греческого происхождения, значения которых кажутся очевидными (pediatro, hidraŭlika, aŭtoktono), совершенно непонятны представителям неевропейских культур; также они могут вступать в противоречие с имеющимися в эсперанто корнями (teo, neo, mono, homo);
- неологизмы, редко встречающиеся в разговорной практике, не вызывают у собеседника/читателя никакого эмоционального отклика;
- обилие неологизмов способствует неравенству говорящих, появлению языковой «аристократии», щеголяющей только ей знакомыми словами.
Забавно, что супергибкость и бесконечные возможности «словотворчества», восхваляемые Пироном, на самом деле присутствуют во всех языках. Вот интересная цитата из книги, не имеющей никакого отношения к эсперанто, но хорошо описывающей это явление:
«Новые, не существующие в общем языке слова можно часто услышать в языке маленьких детей. Словарный запас ребенка первых лет его жизни беден, ребенок не успел еще накопить достаточного количества слов, чтобы выразить все то, что ему хочется и нужно сказать. Это толкает его на изобретение своих собственных слов по тем словообразовательным моделям, которые ему уже стали известны. Так возникают, например, такие слова и выражения, как набуквила, скомоченный платок, дикобраз склубочился, люденыш, собачончик. Хотя эти слова и умиляют нас своей непосредственностью, говорящей об остром языковом чутье и фантазии ребенка, о его способности к словотворчеству, порождены они все же неумением пользоваться богатством общего языка... Неудачные слова, подобные приведенным выше, являются нередко следствием бедности словарного запаса тех, кто их создает, результатом недостаточного овладения культурой русского слова.» (Ильинская И. С. О богатстве русского языка. — Москва : Издательство Академии наук СССР, 1963. — 73 с.)
Пирон же предлагает не только не избегать такие «неудачные слова», но и всячески их культивировать, плодить и размножать.
Уделено внимание и другим вопросам, например, почему базовым понятием в паре открывать/закрывать (malfermi/fermi) выбрано закрывать и почему понятие мать представлено не самостоятельным корнем, а производным словом patrino.
Десять лет спустя, в 1999 году, испанский эсперантист Хорхе Камачо написал ответную статью «La mava lingvo» («Негожий язык»), в которой раскритиковал «минималистов», доказывая, что многие «неологизмы» ненамного моложе самого эсперанто, а против их использования выступает в первую очередь безграмотное большинство, для которого эсперанто ограничивается плясками на эсперанто-встречах и беглым просмотром агитационных брошюрок.
А в 2007 году ответ обоим эсперантистам написал другой испанец Тоньо де Баррио, озаглавив свою статью «La normala lingvo». Согласно ему, в эсперанто, как и в любом другом языке, есть множество слоев и стилей речи, включающих как неологизмы, так и «заменгофизмы», и не нужно бросаться в крайности. К эсперанто нужно относиться так же, как и к родному языку, уважая устоявшиеся традиции и благоразумно выбирая тот стиль, который подходит для конкретной ситуации. И с этим мнением сложно не согласиться.